06.10.2011 в 01:47
Пишет fandom D.Gray Man:Название: Как прискорбно
Автор: fandom D.Gray Man
Бета: fandom D.Gray Man
Пейринг/Персонажи: Канда Юу/Лави, Шерил Камелот
Категория: слэш
Жанр: дарк, PWP
Рейтинг: NC-17 (kink! - изнасилование, принуждение)
Саммари: он никогда не видел Канду таким страшным, как сейчас, когда друг замахивается на него
Предупреждение: жестокость.
726 слов Он никогда не видел Канду таким страшным, как сейчас, когда друг замахивается на него: лицо красное, почти багровое, на висках и шее вздулись вены.
Лави еле успевает парировать удар, но следующий приходится прямо в солнечное сплетение.
Он сгибается пополам, и Канда бьёт уже по затылку рукоятью Мугена.
Ученик Книжника падает на колени, Канда пинает его в бок с такой силой, что трещат рёбра. И ещё раз, и ещё, ударяет теперь уже по руке, которую Лави выставляет в попытке защититься.
Хрустит кость, и он кричит от боли.
Тяжело дыша, Канда обнажает катану и приставляет лезвие к горлу перепуганного товарища.
– Нет… – еле слышно произносит он. – Не-е-е-е…
Лави, тяжело дыша – каждый вздох даётся с трудом, жжёт огнём, поломанные рёбра впиваются в лёгкие, – глядит на него, в обезумевшие тёмные глаза друга и напарника, который, похоже, готовится нанести окончательный удар.
Но Канда делает лёгкое движение рукой, порезав лишь кожу на шее, и отбрасывает катану в сторону.
Пинком переворачивает Лави на живот, оседлывает его бедра. Наклоняется, убирает слипшиеся от крови волосы молодого Книжника и проводит языком по выступающим позвонкам от воротника до затылка. Опускает голову ещё ниже и впивается зубами в шею. Лави вздрагивает, но не издаёт ни звука.
Канда выпрямляется, неловко вытирает окровавленные губы рукавом формы. Берётся за пояс форменных брюк Лави и стягивает их вниз, обнажая бледный зад.
Потом занимается своей одеждой, распахивает плащ, расстёгивает ремень своих брюк, тянет вниз язычок молнии. Вытаскивает член, пока ещё мягкий, не возбуждённый. Лицо Канды искажается, краснеет ещё сильнее, на лбу выступают капли пота, но он проводит несколько раз по члену, гладит его, сдвигает кожицу крайней плоти, пока не доводит себя до эрекции.
Тяжело дыша, раздвигает ягодицы и входит в Лави грубыми быстрыми толчками. Ученик Книжника слабо дёргается, но это реакция человека, который уже не осознаёт окружающее и лишь бессознательно реагирует на сильную боль.
Ближе к концу он уже и не шевелится, хотя Канда двигается ещё сильнее, и уже порвал ему, кажется, всё, что только можно: и кожу, и сфинктер, и стенки прямой кишки.
От оргазма Канда не стонет – рычит, как от сильной муки.
И сквозь стиснутые зубы, через силу выдавливает из себя:
– Не-на-вижу!..
– Как прискорбно, – отзывается Шерил, поднимаясь с обитого дорогой белой кожей дивана, сидя на котором, он и наблюдал за разворачивающейся сценой; с которого он режиссировал ей, забавы ради заставляя одного экзорциста насиловать другого. – Я бы не стал на твоём месте так напрягаться, заранее зная, что обречён на провал.
Он подходит, садится на корточки рядом с Кандой, чуть не задевая его коленом.
– Неужели не выдержал? – задумчиво произносит он, за волосы приподнимает голову Лави и с интересом вглядывается в его белое лицо. – Или ещё жив? Ах, вот оно что… – Шерил оставляет юного Книжника, с улыбкой смотрит на Канду, шутливо грозит ему пальцем. – Ты всё же умудрялся мне противостоять и бил не в полную силу? Молодец.
Ной касается холодными пальцами подбородка Канды, заставляет его повернуть голову сначала в одну, потом в другую сторону.
– Хороший мальчик, красивый мальчик. Ты уже получил своё удовольствие, верно?
Канда силится что-то ответить, но сведённые челюсти не повинуются ему.
– Нет, нет, не стоит благодарности. Честно говоря, я сделал это исключительно ради себя. Вы так красиво смотрелись вместе, и я подумал: «Отличная пара, вот бы они занялись любовью»…
Шерил поднимается, подходит к дивану и начинает раздеваться: снимает пиджак, галстук, педантично складывает их на диване. Расстёгивает рукава рубашки.
– Но сейчас мне вдруг пришла в голову мысль, что мы с тобой тоже будем смотреться очень неплохо.
Ной оголяется до пояса, принимается за брюки.
– Плохо одно: во время совокупления я не могу использовать свои способности… Тогда не получится… ммм, полностью сосредоточиться на ощущениях, понимаешь?
Канда шипит от злобы, но продолжает покорно сидеть и наблюдать за тем, как Шерил раздевается почти полностью, оставляя лишь носки и лакированные ботинки на ногах. Естественно, ему неохота пачкаться в крови, которой так щедро залит пол.
А потом Канда слезает с Лави, поднимается и послушно идёт к Шерилу.
Экзорцист понимает, что сейчас будет ещё хуже, чем только что до этого – с Лави, но ему остаётся лишь скрипеть зубами и напрягать непослушные мышцы – напрягать в тщетной попытке противостоять сокрушительной мощи Ноя.
– А ещё мне просто нравится, когда вы сопротивляетесь изо всех сил, – смеётся Ной, безжалостный, мерзкий, страшный.
Он щёлкает пальцами, и Канда понимает вдруг, что им больше никто не управляет, что тело слушается его!..
И всё равно ничего не успевает сделать, потому что его запястья сжимают, словно клещи, руки Ноя.
Название: Инстинкты
Автор: fandom D.Gray Man
Бета: fandom D.Gray Man
Пейринг/Персонажи: Мерсим (Жалость Ноя) / Мадарао
Категория: слэш
Жанр: не porno, но without plot, трэш
Рейтинг: NC-21
Саммари: Животное никогда не победит свою природу.
Предупреждение: жестокое обращение с животными, жестокое обращение с людьми, и всё это без обоснуя и малейшего смысла.
Мерсим = Ной, Мадарао = Ворон
1557 слов
Мерсим чистил яблоко.
— Похоже, парень, ты просто не понимаешь своего положения, — говорил он. С ножом он обращался плохо, и поэтому иногда отрезал особенно мясистые куски вместе с кожурой. Мадарао смотрел на короткие обрезки, разбросанные под ногами Ноя, и более чем остро чувствовал пронзительный яблочный запах. Он не ел уже неделю и оставался в своем уме только благодаря регенерации. — Ты единственный среди своих всё еще человек, знаешь?
Мадарао невольно сглотнул, когда Мерсим с аппетитным хрустом откусил здоровый кусок. Его губы блестели от сока. Он сидел совсем близко к решётке: казалось, руку протяни и достанешь, хотя бы вон тот обрезок, что лежал почти у самой кромки.
— Не поверю, пока не увижу их, — сказал Мадарао, спокойно откидываясь на холодную стену своей камеры. Мерсим не умел давить тонко: одно и то же он повторял изо дня в день, словно бился в закрытые ворота. Мысли о необратимо изменившихся Тевак или Токусе Мадарао гнал подальше. — Я никогда не пойду против Ордена и никогда не буду на вашей стороне.
— Не зарекайся, парень, — хмыкнул Мерсим и снова откусил от яблока. Ворону начало казаться, что его внутренности скрутились в фарш. — У тебя нет выбора. Инстинкты всегда побеждают одомашненность.
Подхватив стул за спинку, он отодвинул его к стене, облизнул лезвие ножа и сунул его за пояс своих ослепительно белых штанов. Мадарао откинул голову назад и несильно ударился затылком о каменную стену, проводив Ноя преувеличенно спокойным взглядом. Мерсим вышел; сам он заметил, что его поднадзорный всё это время безотчетно барабанил по полу пальцами.
***
Яблочный запах въелся в голову и отказывался быть оттуда вытравлен. Когда Мадарао закрывал глаза, то видел буквально самую счастливую картину своего детства: они с Токусой, доверху набрав в завернутые футболки краснобоких, сочных яблок, несутся по улице, теряют фрукты по пути и ловко увиливают от прохожих, пытающихся их поймать. Это они обворовали сад какого-то дедушки, который только выбежал на крыльцо, пригрозил им вслед тростью и загорланил на весь город. Примерно половина яблок, принесенных во временное убежище, была съедена, а остальные расчетливый Линк предложил продать.
Мадарао открыл глаза; со своего места он видел горку очистков и нехитро срезанную кожуру у самой решётки.
Он прекрасно понимал, что Мерсим сделал ему подачку, и то, как изощрённо он сделал это, не могло не восхищать. Мадарао не мог позволить себе принимать от Ноев объедки и есть их, как последний падальщик.
Не мог, но хотел.
***
На восьмой день своего заключения он проснулся от негромкого хруста и шороха.
Поначалу Мадарао думал, что это снова Мерсим, но, когда открыл глаза, не увидел никого. Чуткий слух снова уловил чьё-то движение; присмотревшись, Ворон увидел за решеткой крысу. Она торопливо догрызала яблочную кожуру, её маленькие глазки поблескивали. Когда Мадарао приподнялся, её уши чутко повернулись на звук, и она замерла, вцепившись в последний — самый большой — кусок яблока.
Неожиданно накатила ярость. Не помня себя, Мадарао рванулся со своего места к решетке, а крыса мигом встрепенулась, сунула в зубы кожуру и ускакала куда-то в темноту. Ворон вцепился в решетку пальцами, попытавшись рассмотреть в стене крысиную нору, но зрение подвело его.
Это маленькое существо точно так же пыталось выживать. Самое отвратительное было в том, что, в отличие от Мадарао, у него это получалось.
***
Вечером Мерсим пришел с грушей. Когда он резал грушу, по его пальцам стекал сок и капал на пол.
— Мне всегда было интересно, почему ты зелёный. — Он покрутил рядом со своей головой ножом, показывая на волосы. — Ты похож на ощипанного попугая. Это такая мутация? Гены акума, да?
Мадарао промолчал, глядя поверх Мерсима в стену напротив. В детстве волосы у него были светлые, как у Тевак сейчас. После эксперимента сестра не сразу узнала его и некоторое время боялась даже поднимать взгляд.
— Хочешь кусочек? — снова спросил Ной, ухмыльнувшись неприятно, и положил огрызок груши совсем близко к решётке.
Мадарао перевел на Ноя взгляд, но не двинулся с места. У него уже даже не вырабатывалась слюна. Пересохшее горло требовало хотя бы глотка воды, и он сглотнул в который раз.
— Кстати, а у меня есть для тебя небольшой подарок, — вспомнил Мерсим и сунул руку в карман брюк. Вытащив что-то, он кинул его между прутьев решетки; предмет с щелчком ударился об пол и покатился к Мадарао, постепенно заворачивая вбок. Потом нарезал по полу пару маленьких колец и опрокинулся горизонтально.
Мерсим ушел, а Мадарао взял в руки бусину: деревянная, размером чуть меньше ладони. Она принадлежала Тевак, сестра любила вплетать такое в свои волосы. С Мадарао тоже сняли все эти ненужные украшения и обереги.
На бусине остались сладкие, липкие следы от пальцев Мерсима. Помедлив, Мадарао лизнул сладкую ровную поверхность. Потом прикусил, стискивая зубы на дереве — даже вмятины остались.
Голод подступил к самому горлу, пережимая и лишая возможности дышать, и Мадарао понял, что если не поест вскоре, то регенерация его не спасёт.
***
Крыса запищала от испуга, укусила его за палец и попыталась рвануться в сторону, но он решительно стиснул её тощую тушку в ладони и подтащил к себе, кое-как орудуя рукой сквозь прутья решетки.
Мадарао стискивал в ладони этот комок жизни, зубов и когтей и думал, что болезнь — это самое глупое, что может с ним случиться. Крыса громко и хрипло пискнула в последний раз, когда он с хрустом свернул ей шею.
Жрать-жрать-жрать-дай мне крови. Я умру, если не выпью хоть немного. Я хочу убивать.
Та половина Мадарао, которая не являлась человеком, была в восторге.
Он пока еще несильно сомкнул зубы на шее крысы, сунув её голову себе в рот. А потом, поддавшись резкой вспышке голода, откусил. Тонкие кости хрустнули под зубами, шерсть неприятно царапнула нёбо, и из раны на язык брызнула кровь.
Отвращение и тошнота схлестнулись с волной невероятного удовольствия.
Кровь. Еда. Живое существо, убитое своими руками.
Мадарао уступил акуме, и акума сходил с ума от восторга.
***
Бусина пропала тем же днём.
***
Мерсим пришел еще раз. Мадарао лежал на соломе, поджав колени к груди. Его организм почти справился с инфекцией, но затратить на это пришлось все силы, полученные после того, как он съел крысу. Зато Мадарао в течение нескольких часов был сыт.
— Ты на редкость упрямый парень, — сказал Мерсим, отмыкая дверцу решетки. Ворон приподнял голову, когда тот присел перед ним на корточки. Огромная ладонь мужчины легла на лоб; проницательно, Мадарао действительно температурил. — А сейчас подумай хорошенько, потому что я могу накормить тебя.
Мадарао думал, стоит ли у него спросить про бусину: была ли она на самом деле? Еще он понимал, что ему опять делают подачки, и что всё, скорее всего, не так просто, но все-таки кивнул: есть хотелось смерть как.
Через несколько минут Мерсим, нещадно натягивая за волосы, членом вбивался в его рот. Мадарао было почти всё равно. Сухие губы растрескались, слюны не было, а распухший язык болел ужасно. У Ноя на лбу раскрылись стигматы и потемнела кожа, вырывалось бесконтрольное, дикое и безумное настоящее Я; глядя на него снизу-вверх, Мадарао понимал, что даже если бы не согласился, то Мерсим заставил бы. Сокращались мышцы накаченного пресса, тяжелое дыхание с хрипами вырывалось из груди, а сильные руки дергали на себя, вынуждая заглатывать до самого основания. Мадарао даже не терпел — он просто ждал.
Когда Мерсим кончил, Мадарао не выпустил ни капли. Потом он, кажется, потерял сознание.
Нои оставили его ещё на несколько дней.
***
На двенадцатый день Мерсим предупредил, что пришёл к нему в последний раз. А еще Мадарао не был уверен, что это был двенадцатый день. Хотя Ной говорил ему как-то, что время в Темном Ковчеге — слишком зыбкое и абстрактное понятие.
— Сегодня с тобой всё решится, — сказал он, наклоняясь над ним и одной рукой вздергивая тощее тело на ноги. Глядя на него, Мадарао не мог точно сказать, что между ними происходило и происходило ли. Хотя, он вообще ничего не мог сказать.
Мерсим поволок его к центру стены, которая была напротив решетки, и прижал одной рукой к ней. Ворона ноги не держали. Медленно и терпеливо Ной стал избавлять его от одежды, за почти две недели ставшей просто измятыми и пыльными лоскутами ткани.
От Мерсима пахло яблоками.
— Что со мной будет? — язык, ставший раза в два больше обычного, во рту ворочался с трудом и ужасно болел; звуки вылетали с присвистом. Когда мужчина раздел его полностью, стало еще холоднее.
Мерсим поднял его руку, вытянул и прижал к стене на уровне плеча. Мадарао не смог даже вскрикнуть, когда лезвие ножа грубо и резко продырявило ладонь и глубоко засело в стене. Рану защипало: всё-таки это действительно были яблоки… Хотя сейчас Мадарао не мог обещать себе и того, что происходящее было реальным, а нож был именно ножом.
Вторую руку тыльной стороной Мерсим тоже прижал к стене. Мадарао дернулся, уже зная, что будет, но был слишком слаб; когда второй нож — откуда был у Ноя второй? — вошел в плоть, он только издал негромкий сип. Ноги не держали, и поэтому он обвис на руках, до боли выворачивая плечи, раздирая раны ещё больше. Это было невыносимо, и словно всё тело резко воспротивилось этому ритуалу.
— Теперь ты будешь висеть здесь безмолвным напоминанием своему Богу, пока он не придет и не избавит тебя, — сказал Ной и поднял его голову за подбородок. — Молись, если умеешь. Мы ждём тебя, брат.
Он поцеловал Мадарао в лоб, и тот закричал в голос, когда вспышка боли пронзила голову, будто раскраивая напополам череп. По лицу потекла кровь. Мерсим довольно усмехнулся: от его губ на коже Ворона осталась темная звезда, которая точно выедала кожу и пробивалась внутрь, в голову, в мозг.
Боль стихла, и Мадарао снова посмотрел перед собой — Ноя уже не было. Неожиданный стук привлек его внимание; пытаясь проморгаться от крови, он повернул голову. Деревянная бусина, подскочив несколько раз, покатилась вперед, потихоньку заворачивая на первое кольцо.
***
Когда Мерсим пришел ещё раз, у Мадарао, висящего на стене живым крестом, были желтые глаза.
URL записи