Воскурим, братие! Sclerosino Gratiato
Писалось, как обычно, больше для себя и ученика, который в последних двух был заказчиком) Потому оно такое. Ну вобщем. мой графоманьячизм неистребим.
Т5-18. Книжник. Исполнение загаданного в новогоднюю ночь желания. Воспоминания о молодости Книжника.Когда-то, давным-давно, Книжник загадал желание. Тогда он еще не был Книжником. Так, подмастерье, нерадивый ученик, как часто звал его учитель.
Его учитель.
В тот сочельник было так же холодно. Мороз пробирался сквозь неплотно подогнанные рамы широкого окна библиотеки. Эту библиотеку нельзя было назвать образцовой, хотя она и считалась второй, после ратуши, достопримечательностью маленького немецкого городка. Собственно, она занимала соседнее с ратушей здание. Это здание перешло в ведомство муниципалитета от какого-то богатого горожанина, оставившего свой дом городу в дар. После недолгих размышлений было решено переместить туда библиотеку, ютившуюся до этого в паре комнат ратуши. Книги перенесли. Но никто не подумал о том, что струящийся из широченных окон свет и вездесущии сквозняки не очень полезны для книг. А тут бродили еще и толпы посетителей, что приходили в первую очередь поглазеть на замысловатую архитектуру и роспись особняка.
А кое-какие книги этой библиотеки, начинавшейся когда-то давно с пары странных томов, принадлежавших некоему коллекционеру, стоили пристального внимания знающих людей. Имя коллекционера ныне поглотил вездесущий песок времени, да оно и не было особо важно. Только книги имели настоящую ценность. Те первые тома, еще пара записных книжек, оставленных бургомистру монахами неизвестного ордена, да несколько совсем маленьких и невзрачных книжиц с совершенно чистыми, чуть пожелтевшими от времени, листами.
Вот их-то и рассматривал будущий книжник, кутаясь в теплый плащ, который был тщетно призван согреть его этой ночью. Чертов учитель! Придумал наказание – в Новый год секреты древних книг раскрывать. А все почему? Только в канун праздника среди полок не бродила надоедливая толпа и можно было спокойно работать. Книги мальчишка любил. Секреты – тоже. Но не в эту же ночь, предназначенную совсем для других книг и секретов, а также всевозможных чудес.
Периодически согревая дыханием пальцы, мальчик листал страницу за страницей. Обида почти прошла. Он даже не заметил, как работа захватила его, маня все новыми и новыми открытиями. Стемнело. Комната наполнилась подрагивающими тенями и пляшущими отблесками: сквозняк играл с пламенем свечи, а через замерзшие окна решительно пробивался свет праздничных огоньков. Красиво, таинственно и чуть пугающе. Тени и свет в воображении сплетались с образами и данными изучаемых записей, дополняли друг друга. И незаметно усыпляли.
Разбудил ученика первый удар башенных часов. Полночь. Будущий книжник столько времени (почти год, дни считал!) ждал этой ночи, и чуть не проспал.
- Хочу много-много снега! Целые сугробы. По пояс. Нет, по шею! – радостно прокричал мальчишка, спросонок часто моргая глазами. И уже тише, робко добавил – И ученика.
Часы еще не закончили отбивать последний, 12 удар, как первая снежинка упала на мостовую.
Говорили, что в тот день намело столько снега, сколько не видели за всю предыдущую зиму.
Сочельник. Книжник улыбнулся своим мыслям, поднимая лежащий в дверях рыжий шарф:
-Несносный мальчишка! Где ж я ему столько же снега возьму…
К6-12 Граф. Охота на овец.Раз овечка, два овечка.
Посчитаем человечков…
Как многие аристократы, Граф любил охоту и знал в ней толк. Тысячелетний считал, что ничего лучше не разгоняет скуку. Ну разве что театр. Но ведь и охота – своеобразное представление, где каждый знает свое место и свою роль. И еще, охота – опасна. Опасна и зрелищна. А что кроме опасности и зрелища способно расшевелить застоявшуюся кровь познавшего все?
Граф любил охоту. Особенно – охоту на овечек. Маленьких, нежных, ну или не очень, овечек. Таких слабых, что и руки вроде как о них марать жалко. Собьются в стадо и бродят, жуют, ничего вокруг не замечая. Только дотронься – и твоими будут. Если повезет, и успеешь увернуться от зубов злобных псов, что овечек охраняют. Псов Господних. Зазеваешься, так руку по самую голову отгрызут. Что болонки, с виду безобидные, что волкодавы. Псы. Именно ради них Граф и затевал обычно очередную охоту. Да и овечки порой… огрызались. Но больше, меньше их поймаешь, раздавишь, уничтожишь... Какая разница. Графу был важен процесс. И чувства, которые могла дать только опасность.
Раз овечка, два овечка.
Вот и нету человечка…
К6-85 Лави. "Судьба моя - звездный иней, звезда над дорогой дальней.."- Моя судьба… - Лави осторожно закрыл книгу, автоматически запоминая страницу. Нежданная мысль, родившаяся из строчки странного томика, вдруг ворвалась и вольготно расположилась в голове, мешая сосредоточиться.
"Судьба моя - звездный иней, звезда над дорогой дальней…"
Строчка не дает успокоиться, то крутится веретеном, создавая нить ассоциаций, то колет булавкой неожиданного образа. Звезда. Дорога. Череда имен-звезд и дорог. Дорог и имен. Путь Никого в Никуда и в то же время Всех в Вечность.
Ждал или нет он такой судьбы, Лави не знает. Не помнит. Хотя, думает, что странствовать хотел всегда. Странствовать, узнавать что-то новое. Вот. Странствует. Перебирает одну дорогу за другой, лишь ненадолго останавливаясь. Чужак и Свой везде. Почти мастер перевоплощения, знающий, какие струны нужно задеть для создания определенного, нужного ему, образа. Мастер с зимой в сердце.
Таким он был и так думал еще пару месяцев назад. Уверенный, знающий, холодный, с улыбкой, покрытой инеем.
Что-то изменилось. Исподволь. Вроде и дорога осталась, и имена, и неминуемая разлука, но исчез лед, прикрывавший душевные раны.
Пальцы покалывает от мороза. Первая звезда подмигивает, будто говоря, что не ей закрыть эти обнажившиеся раны. Не ей. Только Лави, если он того сам захочет, и тому, кто невольно растопил этот казавшийся алмазным лед.
Т5-18. Книжник. Исполнение загаданного в новогоднюю ночь желания. Воспоминания о молодости Книжника.Когда-то, давным-давно, Книжник загадал желание. Тогда он еще не был Книжником. Так, подмастерье, нерадивый ученик, как часто звал его учитель.
Его учитель.
В тот сочельник было так же холодно. Мороз пробирался сквозь неплотно подогнанные рамы широкого окна библиотеки. Эту библиотеку нельзя было назвать образцовой, хотя она и считалась второй, после ратуши, достопримечательностью маленького немецкого городка. Собственно, она занимала соседнее с ратушей здание. Это здание перешло в ведомство муниципалитета от какого-то богатого горожанина, оставившего свой дом городу в дар. После недолгих размышлений было решено переместить туда библиотеку, ютившуюся до этого в паре комнат ратуши. Книги перенесли. Но никто не подумал о том, что струящийся из широченных окон свет и вездесущии сквозняки не очень полезны для книг. А тут бродили еще и толпы посетителей, что приходили в первую очередь поглазеть на замысловатую архитектуру и роспись особняка.
А кое-какие книги этой библиотеки, начинавшейся когда-то давно с пары странных томов, принадлежавших некоему коллекционеру, стоили пристального внимания знающих людей. Имя коллекционера ныне поглотил вездесущий песок времени, да оно и не было особо важно. Только книги имели настоящую ценность. Те первые тома, еще пара записных книжек, оставленных бургомистру монахами неизвестного ордена, да несколько совсем маленьких и невзрачных книжиц с совершенно чистыми, чуть пожелтевшими от времени, листами.
Вот их-то и рассматривал будущий книжник, кутаясь в теплый плащ, который был тщетно призван согреть его этой ночью. Чертов учитель! Придумал наказание – в Новый год секреты древних книг раскрывать. А все почему? Только в канун праздника среди полок не бродила надоедливая толпа и можно было спокойно работать. Книги мальчишка любил. Секреты – тоже. Но не в эту же ночь, предназначенную совсем для других книг и секретов, а также всевозможных чудес.
Периодически согревая дыханием пальцы, мальчик листал страницу за страницей. Обида почти прошла. Он даже не заметил, как работа захватила его, маня все новыми и новыми открытиями. Стемнело. Комната наполнилась подрагивающими тенями и пляшущими отблесками: сквозняк играл с пламенем свечи, а через замерзшие окна решительно пробивался свет праздничных огоньков. Красиво, таинственно и чуть пугающе. Тени и свет в воображении сплетались с образами и данными изучаемых записей, дополняли друг друга. И незаметно усыпляли.
Разбудил ученика первый удар башенных часов. Полночь. Будущий книжник столько времени (почти год, дни считал!) ждал этой ночи, и чуть не проспал.
- Хочу много-много снега! Целые сугробы. По пояс. Нет, по шею! – радостно прокричал мальчишка, спросонок часто моргая глазами. И уже тише, робко добавил – И ученика.
Часы еще не закончили отбивать последний, 12 удар, как первая снежинка упала на мостовую.
Говорили, что в тот день намело столько снега, сколько не видели за всю предыдущую зиму.
Сочельник. Книжник улыбнулся своим мыслям, поднимая лежащий в дверях рыжий шарф:
-Несносный мальчишка! Где ж я ему столько же снега возьму…
К6-12 Граф. Охота на овец.Раз овечка, два овечка.
Посчитаем человечков…
Как многие аристократы, Граф любил охоту и знал в ней толк. Тысячелетний считал, что ничего лучше не разгоняет скуку. Ну разве что театр. Но ведь и охота – своеобразное представление, где каждый знает свое место и свою роль. И еще, охота – опасна. Опасна и зрелищна. А что кроме опасности и зрелища способно расшевелить застоявшуюся кровь познавшего все?
Граф любил охоту. Особенно – охоту на овечек. Маленьких, нежных, ну или не очень, овечек. Таких слабых, что и руки вроде как о них марать жалко. Собьются в стадо и бродят, жуют, ничего вокруг не замечая. Только дотронься – и твоими будут. Если повезет, и успеешь увернуться от зубов злобных псов, что овечек охраняют. Псов Господних. Зазеваешься, так руку по самую голову отгрызут. Что болонки, с виду безобидные, что волкодавы. Псы. Именно ради них Граф и затевал обычно очередную охоту. Да и овечки порой… огрызались. Но больше, меньше их поймаешь, раздавишь, уничтожишь... Какая разница. Графу был важен процесс. И чувства, которые могла дать только опасность.
Раз овечка, два овечка.
Вот и нету человечка…
К6-85 Лави. "Судьба моя - звездный иней, звезда над дорогой дальней.."- Моя судьба… - Лави осторожно закрыл книгу, автоматически запоминая страницу. Нежданная мысль, родившаяся из строчки странного томика, вдруг ворвалась и вольготно расположилась в голове, мешая сосредоточиться.
"Судьба моя - звездный иней, звезда над дорогой дальней…"
Строчка не дает успокоиться, то крутится веретеном, создавая нить ассоциаций, то колет булавкой неожиданного образа. Звезда. Дорога. Череда имен-звезд и дорог. Дорог и имен. Путь Никого в Никуда и в то же время Всех в Вечность.
Ждал или нет он такой судьбы, Лави не знает. Не помнит. Хотя, думает, что странствовать хотел всегда. Странствовать, узнавать что-то новое. Вот. Странствует. Перебирает одну дорогу за другой, лишь ненадолго останавливаясь. Чужак и Свой везде. Почти мастер перевоплощения, знающий, какие струны нужно задеть для создания определенного, нужного ему, образа. Мастер с зимой в сердце.
Таким он был и так думал еще пару месяцев назад. Уверенный, знающий, холодный, с улыбкой, покрытой инеем.
Что-то изменилось. Исподволь. Вроде и дорога осталась, и имена, и неминуемая разлука, но исчез лед, прикрывавший душевные раны.
Пальцы покалывает от мороза. Первая звезда подмигивает, будто говоря, что не ей закрыть эти обнажившиеся раны. Не ей. Только Лави, если он того сам захочет, и тому, кто невольно растопил этот казавшийся алмазным лед.