Воскурим, братие! Sclerosino Gratiato
Второе исполнение заявки. Еще пара мыслей в копилочку.
Пишет Гость:
Пишет Гость:
07.02.2011 в 17:25
К7-26. Канда, Комуи, Бак Чан. Сделки Комуи Ли.
2801 слово…в итоге всё же дело решают показания Нойза Мари.
Огромный и спокойный, как Нотр-Дам в туманное пятничное утро, он раз за разом рассказывает одно и то же – Рувелье, ватиканским визитаторам, Комиссии в полном составе и снова отдельно Рувелье. А потом, для верности, опять визитататорам.
В конце концов Комуи начинает казаться, что не только он, но и вся комиссия уже заучила его рассказ наизусть – просто всех успокаивает сам звук этого глухого уверенного голоса.
Да, после полученной травмы он, Нойз Мари, экзорцист, оказался в шестой лаборатории Азиатского отделения. Он правильно помнит номер? Ну вот. Почему там? Он не знает. Наверное, привезли на лечение.
Да, очнувшись после наркоза, он удивился тому, что вокруг так тихо и совсем нет людей. А потом мальчишка сказал, что пора сматываться.
Были ли они знакомы с апостолом Кандой Ю до этого? Не сказать, чтоб знакомы. Пересекались один раз.
В бумагах должно быть, посмотрите, пожалуйста.
Знает ли Мари, что Канда Ю уже пытался бежать из Ордена и именно так оказался в филиале, где Мари его и обнаружил в тот самый первый раз?
Догадывается. Просто так люди в подземном коллекторе обычно не плавают. Особенно с Вороновыми иглами между лопаток.
Слушайте, а может, его этот второй, ненормальный, подбил на побег? Вы спросите Канду. Наверняка же.
Да, Мари рад, что комиссия учтёт его мнение по этому вопросу.
Ну так вот.
Мальчишка взял его на спину и понёс. Конечно, Мари уже догадался, что мальчишка из этих, Вторых! Даже если не брать в расчёт коллектор, вы посмотрите только на Канду и на это (Мари привстаёт и медленно поворачивается влево-вправо) – а ведь Второй не применял Чистую силу, когда тащил его, что твой школьный ранец в последний день занятий.
Почему они вышли именно туда, где была бойня? Мальчишка - то есть Канда, извините, - бежал по коридору вверх. Мари, между прочим, почувствовал запах задолго до того, как они вышли из помещения. Да, он пытался уговорить Канду притормозить и осмотреться, но тот, видимо, был очень напуган и просто шёл на свет.
А потом на них напали. Нет, Мари не помнит, что говорил другой апостол, в точности, – был после наркоза. Ну, сказал, что это он всё сделал; сказал, что пытался покончить с собой, но не получилось; ещё было насчёт акума. Может, ему представлялось, что кругом акума или что он сам теперь акума, - и поэтому ему обязательно надо всех убить.
Вот про убить Мари запомнил чётко: сумасшедший апостол повторил это слово очень много раз.
Если бы Канда не стал сражаться, они погибли бы оба, без всяких сомнений, точно так же, как учёные из Шестой.
Нойз Мари хочет ещё раз подчеркнуть, что обязан Канде Ю жизнью. Он, Мари, многое прошёл, - но понятия не имел, что ребёнок… неопытный экзорцист… в общем, чтобы в таком возрасте можно так вести себя перед лицом гибели. Парень герой. Спасибо.
- Мари, - негромко говорит ему Комуи во время перерыва (это происходит после того, как особо умный член Комиссии додумывается спросить, почему сам Мари не участвовал в сражении). – Вы великий могучий утёс. Я восхищаюсь.
Мари улыбается уголками губ. Тёмная повязка скрывает верхнюю половину его лица.
- Но я рассказываю только правду.
- Нойз Мари рассказывает правду? – спрашивают у Канды.
Даже рядом с великаном Нойзом он на удивление не кажется ни хрупким, ни маленьким.
- Алма всех убил, - Второй экзорцист внимательно смотрит в переносицу следователю. – А потом я убил Алму. Это правда.
Ватиканский следователь кивает – возможно, он просто не знает, что сказать. Канде почти не докучают вопросами: то ли показания Мари находят исчерпывающими, то ли, что кажется Комуи более вероятным, просто боятся.
Мало ли.
- Ты хочешь служить Ордену? – последние несколько дней точно прибавили командующему Рувелье сразу десяток лет, но угрожающей внушительности не отняли.
- Буду делать что обязан.
Мальчик говорит таким тоном, как будто Комиссия решает не его судьбу, а скажем, вопрос о повышении налога на конский навоз в округе Дрездена. И при этом почему-то навязчиво интересуется его мнением.
Вздрогнув, Комуи поднимает голову от чертежа трёхпушечного самодвижущегося огнемёта, который набрасывает в блокноте для снятия напряжения, и без удивления отмечает, что Рувелье смотрит вовсе не на какого ни на Канду.
Несколько секунд Смотритель Европейского отделения выдерживает этот взгляд, точно пытающийся считать неведомую надпись, мелкими буквами сделанную у него на роговицах.
Потом Рувелье отворачивается к Баку.
Теперь никто не помешал бы им пить вино или сакэ – без Тви некому требовать соблюдения сухого закона на территории отделения.
Сам Комуи во всех случаях предпочитает крепкий кофе.
Бак находит несладкий алкоголь отвратительным на вкус.
Но сидя вечером в рабочей комнатке Бака, – вещи в кабинет главы отделения тот, естественно, ещё не перенёс - они всё равно пьют из чайных чашечек медицинский спирт.
Бак разводит его дистиллированной водой из очистителя исключительно по вдохновению, концентрация в каждой порции получается разной, и у Комуи время от времени создаётся ощущение, что его везут в кэбе по горной дороге: встряхивает то слабо, то изо всей силы.
Других признаков опьянения он не чувствует – впрочем, как и всегда. Это врождённое свойство, неизменно восхищавшее Кросса, очень помогло Комуи на первых этапах карьеры.
- Мои родители хотели создать при помощи науки архангела Гавриила, - на бледной Баковой щеке, покрытой аллергическими пятнами, блестит мокрая дорожка. - А получился Франкенштейн. Понимаешь?
Так бывает всегда, хочется ответить Комуи.
Франкенштейн получается всегда.
Вместо этого он говорит:
- Профессор Эдгар навсегда останется для меня образцом учёного, Бак. И Тви тоже. Как бы то ни было.
Когда пройдёт два часа - проследить, чтобы принял антигистаминное, отмечает он про себя. Это же не крапивница, а прямо бубонная чума.
- Избавь меня от литературных аналогий, - просит Комуи. - Я механик и я ограниченный. Давай журналы.
…лабораторные журналы Шестого отдела.
Ежедневные пометки о ходе синхронизации – размашистые, кривые буквы: Сирлинс. Результаты тестов и анализов, которые Тви Чан методично подшивала в папку до самого последнего дня – пока однажды не закрыла документ, собираясь узнать, что за вопли опять раздаются на нижнем уровне и немедленно прекратить безобразие. Заполненные бисерным почерком Эдгара колонки «поведение», «температура», «доп. замечания».
Летопись первого в истории эксперимента по созданию искусственных экзорцистов.
Клад весом в сотни диссертаций и десятки жизней. Сокровище. Смертный приговор.
- Мама считала, что сознание этих… этих детей - всё равно что горящий внутри торфяник, - так сказал Бак Чан, показывая ему одинаковые зелёные папки с тесёмками в первый раз.
– Никогда не знаешь, когда полыхнёт. Они как… как замаскированные акума. Если один сотворил такое, - чего ожидать от другого?
Собственно, это и было одним из двух основных вопросов разбирательства, ради которого Комуи явился сюда из Европы. Проблема заключалась в том, что до последнего, согласно записям, у всех без исключения учёных наиболее сильные сомнения вызывал не вышедший из-под контроля и погибший объект номер первый – а успешно выживший объект номер второй.
Не Алма Карма, - Ю Канда.
Сомнения эти были настолько сильны, что решением учёного совета эксперимент в его случае было решено признать неудавшимся. Состав смертельной инъекции в миллиграммах Тви Чан вписала против фамилии Канды в «Получаемые препараты» и внесла в ведомость, педантично проставив число.
- А первому объекту об этом было известно? – спросил Комуи, перелистнув последнюю страницу и поглаживая пальцем фиолетовую строчку.
- Нет. То есть не уверен. Фоу говорит, что… - Бак знакомым, совершенно Чановским жестом поднёс руку ко лбу. - Слушай, Ли. Сейчас два часа ночи, а я не спал двое суток. Позавчера я похоронил отца и мать. Завтра Ватиканская комиссия начнёт топтать их память в грязи и выматывать кишки из меня. Какая теперь разница, о чём кому было известно?
- Что говорит Фоу, Бак? – голос Комуи был ровен и холоден.
- Я не хочу сейчас это обсуждать.
- Просто ответь.
- Комуи, пожалуйста…
- Что она говорит?
- Он откуда-то знал, - Бак Чан почти выплюнул эти слова ему в лицо. – По крайней мере, догадывался. Может, сам сделал выводы – после того, как они пытались сбежать, и второго забрали в изолятор. Доволен? Теперь отцепишься от меня?
Всё сходилось.
- Послушай, - Комуи чуть наклонился вперёд, пытаясь поймать взгляд собеседника, - послушай внимательно и запомни. Проект «Второй Экзорцист» не провалился, в Комиссии говорят глупости. Чан – гении, Бак.
- Что? – в голосе Бака не было удивления.
Примерно с таким же успехом Комуи мог сообщить ему сейчас, что Китай скоро включат в состав Европы или что Рувелье на самом деле – Тысячелетний граф.
- Что ты имеешь в виду?
- Твоим родителям в итоге удалось создать удачных искусственных апостолов. Нет торфяника, нет замаскированных акума, нет ошибки в проекте. Дети не были безумны изначально, в результате эксперимента. Воспоминания о прежней личности не вызвали у объекта амок. Нет никаких причин усыплять Канду.
- Ты сам псих, - безнадёжно отозвался Бак. – Ты сумасшедший, Комуи Ли. Хочешь оставить его и получить повторение – здесь, у себя в Центральном отделении, где-нибудь ещё?
Комуи выставил перед собой ладонь.
- А повторения не будет! Первый апостол сошёл с ума и убил их потому, что они собирались убить второго. Сначала он пытался организовать побег. Потом, когда не получилось…
- Это, по-твоему, «изначально не безумие»? Комуи, ты точно сумасшедший.
- Может быть, - задумчиво произнёс Смотритель. Рука его снова легла на крышку папки. – Может быть…
Он почувствовал, как его губы сами растягиваются в широкой радостной ухмылке.
- Но знаешь, это совершенно не мешает мне в работе!
Так же Комуи улыбается, когда говорит Баку, что если он не получит на руки журналов, то будет вынужден поставить перед Ватиканской комиссией вопрос о том, почему в день трагедии Шестая лаборатория оказалась заблокирована, и несколько часов туда не мог прорваться ни один человек.
Он улыбается, когда уворачивается от занесённой ладони и, всё так же улыбаясь, замечает, что теперь, когда ясно, что Нойз Мари вполне способен продолжать службу даже слепым, - Комиссии может стать совершенно непонятно, каким образом тот оказался в Шестой ещё при жизни. И до проведения необходимых тестов.
Он кладёт на плечо всхлипывающему Баку руку, скармливает Баку таблетку от аллергии и тихо, ласково говорит о том, что война есть война и все мы люди; подробно объясняет, что списать пропажу журналов на сумасшедшего апостола Алму – проще простого, и если Бак не хочет обыска, то пепла можно нагрести из первого попавшегося камина, а с Фоу никакие печати на дверях – не проблема; и снова повторяет, что война таки есть война, и без экзорцистов в ней не одержишь победы, и что Канда Ю – сильный боец, а будет ещё сильнее и обязательно спасёт много-много жизней.
То есть на самом деле эти жизни спасёт Бак Чан. Вот прямо сейчас. Когда отдаст Комуи чёртовы журналы.
Унося папки к себе, он всё с той же улыбкой оглядывается на Бака: тот смотрит ему вслед красными, как у кролика, полными слёз глазами и вяло взмахивает рукой: иди, мол.
Комуи не сомневается, что Бак не поверил ни единому его слову - а то, что война есть война и ни в коем случае не есть футбол, как-то уж понимал и без него – но выражение безумного напряжения и вины пропало, и пятна побледнели.
Наверное, таблетка действует.
Он улыбается и Рувелье, когда через два дня тот спрашивает, готов ли Комуи Ли взять на себя ответственность. Рувелье интересуется вроде бы даже сочувственно и с пониманием, но оба они прекрасно знают, о чём идёт речь.
- Готов.
Всю ответственность, сэр.
Всю, какую смогу унести.
( - Добрый, да?
- Хуже. Лично заинтересованный.
- Это в чём?
- В новых экзорцистах. В победе. Я же сказал, у меня в Ордене сестра.
- И что с того?
- Мне нужно скорее победить Графа. Тогда мы с ней сможем уехать домой.
- Ты идиот?
Не дожидаясь ответа, Канда поворачивается уходить, но замирает на половине движения.
- Ты учёный. Там, в центре, - ты работаешь в научном отделе?
- Я занимаюсь машинами, - поспешно говорит Комуи. – Механическими солдатами. Я изобретатель.
- И как, получается?
Комуи делает сложное движение руками и вздыхает. Канда фыркает и уходит на в тренировочный зал.
Собираться ему не нужно.)
Вечером Комуи идёт жечь документы.
Сделать это можно в лабораторной печи – но в Азиатском отделении, где стены имеют глаза и уши в прямом смысле слов, лучше не рисковать, и Комуи выносит журналы за территорию под курткой.
Прозрачные шёлковые сумерки – такие бывают только в Китае – обступают его со всех сторон, сизый дым незаметен в воздухе. Толстая бумага горит плохо, и Комуи, кидая страницы в костёр, рвёт их на четвертины, а потом ворошит в костре палкой.
Когда попадаются графики и диаграммы, по правилам оформленные на картоне, Комуи помогает себе зубами. Он больше не улыбается.
Во рту у него – вкус пыли и засохшего клея. Весь мир провонял пылью и засохшим клеем, у Комуи слезятся глаза, жизнь невыносима, жизнь – это ад, и хвороста надо было собрать больше.
Комуи рвёт бумагу и старается думать о самодвижущихся пулемётах.
И в это время оживает голем. Он кашляет, как будто тоже наглотался дыма, скрипит, а потом вдруг говорит искажённым голосом Линали:
- Братик? Ты не очень занят? Что ты делаешь?
- Пишу тебе письмо, - Комуи облизывает губы и подцепляет ногтем железную скобку, скрепляющую следующую пару листов.
- Значит, ты не приедешь через неделю, как обещал.
- Почему это не приеду, - приеду! Ещё чего не хватало. Конечно, я приеду через неделю. Точнее, я приеду даже через шесть дней и восемнадцать часов. Если повезёт с кораблём. Ты скучаешь?
- Но ведь письма из Китая идут два месяца, - далеко в Европе задумывается Линали. - И ещё неделю их смотрит военная цензура…
- А так я не буду посылать. Я возьму их с собой, все восемь, и ты их спокойно прочитаешь. Всё равно цензура не пропускает больше шести листов в одном конверте единовременно.
Несколько секунд голем молчит, тихо похрюкивая помехами.
- Ну, цензору тяжело столько просматривать, - растерянно говорит Комуи в эти помехи.
- Братик, - наконец слышится с той стороны света. – Братик, почему ты иногда такой дурак?
- Ты подумай, – говорит он, – если тебе чего-нибудь хочется из Китая, я …
- А какая у нового экзорциста Чистая Сила? – теперь Линали почти всегда разговаривает о Чистой Силе, экзорцистах и Ордене.
Только о Чистой силе, экзорцистах и Ордене.
Это хорошо; когда он только пришёл в Европейское отделение, она не разговаривала вообще.
- Эквип-тайп. Как у тебя.
- Здорово! А материальный носитель? – девочка выговаривает термин ясно-ясно и очень старательно.
- Швабра, - тут же откликается Комуи. - Белая швабра. Такая большая, когда активируют – светится синим. Её ручкой надо ткнуть акума прямо в…
- Ты опять надо мной смеёшься, - грустно констатирует Линали через паузу, и Комуи больно прикусывает кончик языка.
- Шеф!
Голем внезапно взрывается скрежетом и лязгом – его акустические устройства не предназначены для передачи из Европы в Китай голосовых модуляций разгневанного зав-по-науке Европейского отделения.
- Опять Вы занимаете служебную линию! Когда прекратится это безобразие?
- Ривер, - Комуи серьёзно, грустно смотрит голему в самый динамик. – Я Вас обожаю, я уже говорил? Следующего своего механического воина я собираюсь посвятить Вам.
- У нас действительно будет новый экзорцист?
- Двое, - Комуи сокрушённо качает головой - Ужас, Ривер. Навязали на голову. У нас есть две свободные комнаты, в которых работает отопление, Вы не помните?
- Тогда я скажу Джерри, чтоб всё приготовил и поставил их на довольствие. Отчёты за день поступят в обычное время.
- Погодите, Ривер, не…
Но Ривер даёт отбой.
…на одной из первых страниц вклеен дагерротип: одетая в форменном платье, какие в Ордене давным-давно отменили, женщина с круглым, словно созданным для улыбки лицом. Впрочем, на картинке она улыбается настороженно и чуть глуповато, как все, кому нечасто приходится позировать. Более-менее живо вышли только глаза, - большие, тёмные, странно, почти не по-женски, внимательные.
Несколько секунд Комуи рассматривает страницу, потом рвёт её крест-накрест и аккуратно подсовывает в тлеющий хворост.
URL комментария2801 слово…в итоге всё же дело решают показания Нойза Мари.
Огромный и спокойный, как Нотр-Дам в туманное пятничное утро, он раз за разом рассказывает одно и то же – Рувелье, ватиканским визитаторам, Комиссии в полном составе и снова отдельно Рувелье. А потом, для верности, опять визитататорам.
В конце концов Комуи начинает казаться, что не только он, но и вся комиссия уже заучила его рассказ наизусть – просто всех успокаивает сам звук этого глухого уверенного голоса.
Да, после полученной травмы он, Нойз Мари, экзорцист, оказался в шестой лаборатории Азиатского отделения. Он правильно помнит номер? Ну вот. Почему там? Он не знает. Наверное, привезли на лечение.
Да, очнувшись после наркоза, он удивился тому, что вокруг так тихо и совсем нет людей. А потом мальчишка сказал, что пора сматываться.
Были ли они знакомы с апостолом Кандой Ю до этого? Не сказать, чтоб знакомы. Пересекались один раз.
В бумагах должно быть, посмотрите, пожалуйста.
Знает ли Мари, что Канда Ю уже пытался бежать из Ордена и именно так оказался в филиале, где Мари его и обнаружил в тот самый первый раз?
Догадывается. Просто так люди в подземном коллекторе обычно не плавают. Особенно с Вороновыми иглами между лопаток.
Слушайте, а может, его этот второй, ненормальный, подбил на побег? Вы спросите Канду. Наверняка же.
Да, Мари рад, что комиссия учтёт его мнение по этому вопросу.
Ну так вот.
Мальчишка взял его на спину и понёс. Конечно, Мари уже догадался, что мальчишка из этих, Вторых! Даже если не брать в расчёт коллектор, вы посмотрите только на Канду и на это (Мари привстаёт и медленно поворачивается влево-вправо) – а ведь Второй не применял Чистую силу, когда тащил его, что твой школьный ранец в последний день занятий.
Почему они вышли именно туда, где была бойня? Мальчишка - то есть Канда, извините, - бежал по коридору вверх. Мари, между прочим, почувствовал запах задолго до того, как они вышли из помещения. Да, он пытался уговорить Канду притормозить и осмотреться, но тот, видимо, был очень напуган и просто шёл на свет.
А потом на них напали. Нет, Мари не помнит, что говорил другой апостол, в точности, – был после наркоза. Ну, сказал, что это он всё сделал; сказал, что пытался покончить с собой, но не получилось; ещё было насчёт акума. Может, ему представлялось, что кругом акума или что он сам теперь акума, - и поэтому ему обязательно надо всех убить.
Вот про убить Мари запомнил чётко: сумасшедший апостол повторил это слово очень много раз.
Если бы Канда не стал сражаться, они погибли бы оба, без всяких сомнений, точно так же, как учёные из Шестой.
Нойз Мари хочет ещё раз подчеркнуть, что обязан Канде Ю жизнью. Он, Мари, многое прошёл, - но понятия не имел, что ребёнок… неопытный экзорцист… в общем, чтобы в таком возрасте можно так вести себя перед лицом гибели. Парень герой. Спасибо.
- Мари, - негромко говорит ему Комуи во время перерыва (это происходит после того, как особо умный член Комиссии додумывается спросить, почему сам Мари не участвовал в сражении). – Вы великий могучий утёс. Я восхищаюсь.
Мари улыбается уголками губ. Тёмная повязка скрывает верхнюю половину его лица.
- Но я рассказываю только правду.
- Нойз Мари рассказывает правду? – спрашивают у Канды.
Даже рядом с великаном Нойзом он на удивление не кажется ни хрупким, ни маленьким.
- Алма всех убил, - Второй экзорцист внимательно смотрит в переносицу следователю. – А потом я убил Алму. Это правда.
Ватиканский следователь кивает – возможно, он просто не знает, что сказать. Канде почти не докучают вопросами: то ли показания Мари находят исчерпывающими, то ли, что кажется Комуи более вероятным, просто боятся.
Мало ли.
- Ты хочешь служить Ордену? – последние несколько дней точно прибавили командующему Рувелье сразу десяток лет, но угрожающей внушительности не отняли.
- Буду делать что обязан.
Мальчик говорит таким тоном, как будто Комиссия решает не его судьбу, а скажем, вопрос о повышении налога на конский навоз в округе Дрездена. И при этом почему-то навязчиво интересуется его мнением.
Вздрогнув, Комуи поднимает голову от чертежа трёхпушечного самодвижущегося огнемёта, который набрасывает в блокноте для снятия напряжения, и без удивления отмечает, что Рувелье смотрит вовсе не на какого ни на Канду.
Несколько секунд Смотритель Европейского отделения выдерживает этот взгляд, точно пытающийся считать неведомую надпись, мелкими буквами сделанную у него на роговицах.
Потом Рувелье отворачивается к Баку.
Теперь никто не помешал бы им пить вино или сакэ – без Тви некому требовать соблюдения сухого закона на территории отделения.
Сам Комуи во всех случаях предпочитает крепкий кофе.
Бак находит несладкий алкоголь отвратительным на вкус.
Но сидя вечером в рабочей комнатке Бака, – вещи в кабинет главы отделения тот, естественно, ещё не перенёс - они всё равно пьют из чайных чашечек медицинский спирт.
Бак разводит его дистиллированной водой из очистителя исключительно по вдохновению, концентрация в каждой порции получается разной, и у Комуи время от времени создаётся ощущение, что его везут в кэбе по горной дороге: встряхивает то слабо, то изо всей силы.
Других признаков опьянения он не чувствует – впрочем, как и всегда. Это врождённое свойство, неизменно восхищавшее Кросса, очень помогло Комуи на первых этапах карьеры.
- Мои родители хотели создать при помощи науки архангела Гавриила, - на бледной Баковой щеке, покрытой аллергическими пятнами, блестит мокрая дорожка. - А получился Франкенштейн. Понимаешь?
Так бывает всегда, хочется ответить Комуи.
Франкенштейн получается всегда.
Вместо этого он говорит:
- Профессор Эдгар навсегда останется для меня образцом учёного, Бак. И Тви тоже. Как бы то ни было.
Когда пройдёт два часа - проследить, чтобы принял антигистаминное, отмечает он про себя. Это же не крапивница, а прямо бубонная чума.
- Избавь меня от литературных аналогий, - просит Комуи. - Я механик и я ограниченный. Давай журналы.
…лабораторные журналы Шестого отдела.
Ежедневные пометки о ходе синхронизации – размашистые, кривые буквы: Сирлинс. Результаты тестов и анализов, которые Тви Чан методично подшивала в папку до самого последнего дня – пока однажды не закрыла документ, собираясь узнать, что за вопли опять раздаются на нижнем уровне и немедленно прекратить безобразие. Заполненные бисерным почерком Эдгара колонки «поведение», «температура», «доп. замечания».
Летопись первого в истории эксперимента по созданию искусственных экзорцистов.
Клад весом в сотни диссертаций и десятки жизней. Сокровище. Смертный приговор.
- Мама считала, что сознание этих… этих детей - всё равно что горящий внутри торфяник, - так сказал Бак Чан, показывая ему одинаковые зелёные папки с тесёмками в первый раз.
– Никогда не знаешь, когда полыхнёт. Они как… как замаскированные акума. Если один сотворил такое, - чего ожидать от другого?
Собственно, это и было одним из двух основных вопросов разбирательства, ради которого Комуи явился сюда из Европы. Проблема заключалась в том, что до последнего, согласно записям, у всех без исключения учёных наиболее сильные сомнения вызывал не вышедший из-под контроля и погибший объект номер первый – а успешно выживший объект номер второй.
Не Алма Карма, - Ю Канда.
Сомнения эти были настолько сильны, что решением учёного совета эксперимент в его случае было решено признать неудавшимся. Состав смертельной инъекции в миллиграммах Тви Чан вписала против фамилии Канды в «Получаемые препараты» и внесла в ведомость, педантично проставив число.
- А первому объекту об этом было известно? – спросил Комуи, перелистнув последнюю страницу и поглаживая пальцем фиолетовую строчку.
- Нет. То есть не уверен. Фоу говорит, что… - Бак знакомым, совершенно Чановским жестом поднёс руку ко лбу. - Слушай, Ли. Сейчас два часа ночи, а я не спал двое суток. Позавчера я похоронил отца и мать. Завтра Ватиканская комиссия начнёт топтать их память в грязи и выматывать кишки из меня. Какая теперь разница, о чём кому было известно?
- Что говорит Фоу, Бак? – голос Комуи был ровен и холоден.
- Я не хочу сейчас это обсуждать.
- Просто ответь.
- Комуи, пожалуйста…
- Что она говорит?
- Он откуда-то знал, - Бак Чан почти выплюнул эти слова ему в лицо. – По крайней мере, догадывался. Может, сам сделал выводы – после того, как они пытались сбежать, и второго забрали в изолятор. Доволен? Теперь отцепишься от меня?
Всё сходилось.
- Послушай, - Комуи чуть наклонился вперёд, пытаясь поймать взгляд собеседника, - послушай внимательно и запомни. Проект «Второй Экзорцист» не провалился, в Комиссии говорят глупости. Чан – гении, Бак.
- Что? – в голосе Бака не было удивления.
Примерно с таким же успехом Комуи мог сообщить ему сейчас, что Китай скоро включат в состав Европы или что Рувелье на самом деле – Тысячелетний граф.
- Что ты имеешь в виду?
- Твоим родителям в итоге удалось создать удачных искусственных апостолов. Нет торфяника, нет замаскированных акума, нет ошибки в проекте. Дети не были безумны изначально, в результате эксперимента. Воспоминания о прежней личности не вызвали у объекта амок. Нет никаких причин усыплять Канду.
- Ты сам псих, - безнадёжно отозвался Бак. – Ты сумасшедший, Комуи Ли. Хочешь оставить его и получить повторение – здесь, у себя в Центральном отделении, где-нибудь ещё?
Комуи выставил перед собой ладонь.
- А повторения не будет! Первый апостол сошёл с ума и убил их потому, что они собирались убить второго. Сначала он пытался организовать побег. Потом, когда не получилось…
- Это, по-твоему, «изначально не безумие»? Комуи, ты точно сумасшедший.
- Может быть, - задумчиво произнёс Смотритель. Рука его снова легла на крышку папки. – Может быть…
Он почувствовал, как его губы сами растягиваются в широкой радостной ухмылке.
- Но знаешь, это совершенно не мешает мне в работе!
Так же Комуи улыбается, когда говорит Баку, что если он не получит на руки журналов, то будет вынужден поставить перед Ватиканской комиссией вопрос о том, почему в день трагедии Шестая лаборатория оказалась заблокирована, и несколько часов туда не мог прорваться ни один человек.
Он улыбается, когда уворачивается от занесённой ладони и, всё так же улыбаясь, замечает, что теперь, когда ясно, что Нойз Мари вполне способен продолжать службу даже слепым, - Комиссии может стать совершенно непонятно, каким образом тот оказался в Шестой ещё при жизни. И до проведения необходимых тестов.
Он кладёт на плечо всхлипывающему Баку руку, скармливает Баку таблетку от аллергии и тихо, ласково говорит о том, что война есть война и все мы люди; подробно объясняет, что списать пропажу журналов на сумасшедшего апостола Алму – проще простого, и если Бак не хочет обыска, то пепла можно нагрести из первого попавшегося камина, а с Фоу никакие печати на дверях – не проблема; и снова повторяет, что война таки есть война, и без экзорцистов в ней не одержишь победы, и что Канда Ю – сильный боец, а будет ещё сильнее и обязательно спасёт много-много жизней.
То есть на самом деле эти жизни спасёт Бак Чан. Вот прямо сейчас. Когда отдаст Комуи чёртовы журналы.
Унося папки к себе, он всё с той же улыбкой оглядывается на Бака: тот смотрит ему вслед красными, как у кролика, полными слёз глазами и вяло взмахивает рукой: иди, мол.
Комуи не сомневается, что Бак не поверил ни единому его слову - а то, что война есть война и ни в коем случае не есть футбол, как-то уж понимал и без него – но выражение безумного напряжения и вины пропало, и пятна побледнели.
Наверное, таблетка действует.
Он улыбается и Рувелье, когда через два дня тот спрашивает, готов ли Комуи Ли взять на себя ответственность. Рувелье интересуется вроде бы даже сочувственно и с пониманием, но оба они прекрасно знают, о чём идёт речь.
- Готов.
Всю ответственность, сэр.
Всю, какую смогу унести.
( - Добрый, да?
- Хуже. Лично заинтересованный.
- Это в чём?
- В новых экзорцистах. В победе. Я же сказал, у меня в Ордене сестра.
- И что с того?
- Мне нужно скорее победить Графа. Тогда мы с ней сможем уехать домой.
- Ты идиот?
Не дожидаясь ответа, Канда поворачивается уходить, но замирает на половине движения.
- Ты учёный. Там, в центре, - ты работаешь в научном отделе?
- Я занимаюсь машинами, - поспешно говорит Комуи. – Механическими солдатами. Я изобретатель.
- И как, получается?
Комуи делает сложное движение руками и вздыхает. Канда фыркает и уходит на в тренировочный зал.
Собираться ему не нужно.)
Вечером Комуи идёт жечь документы.
Сделать это можно в лабораторной печи – но в Азиатском отделении, где стены имеют глаза и уши в прямом смысле слов, лучше не рисковать, и Комуи выносит журналы за территорию под курткой.
Прозрачные шёлковые сумерки – такие бывают только в Китае – обступают его со всех сторон, сизый дым незаметен в воздухе. Толстая бумага горит плохо, и Комуи, кидая страницы в костёр, рвёт их на четвертины, а потом ворошит в костре палкой.
Когда попадаются графики и диаграммы, по правилам оформленные на картоне, Комуи помогает себе зубами. Он больше не улыбается.
Во рту у него – вкус пыли и засохшего клея. Весь мир провонял пылью и засохшим клеем, у Комуи слезятся глаза, жизнь невыносима, жизнь – это ад, и хвороста надо было собрать больше.
Комуи рвёт бумагу и старается думать о самодвижущихся пулемётах.
И в это время оживает голем. Он кашляет, как будто тоже наглотался дыма, скрипит, а потом вдруг говорит искажённым голосом Линали:
- Братик? Ты не очень занят? Что ты делаешь?
- Пишу тебе письмо, - Комуи облизывает губы и подцепляет ногтем железную скобку, скрепляющую следующую пару листов.
- Значит, ты не приедешь через неделю, как обещал.
- Почему это не приеду, - приеду! Ещё чего не хватало. Конечно, я приеду через неделю. Точнее, я приеду даже через шесть дней и восемнадцать часов. Если повезёт с кораблём. Ты скучаешь?
- Но ведь письма из Китая идут два месяца, - далеко в Европе задумывается Линали. - И ещё неделю их смотрит военная цензура…
- А так я не буду посылать. Я возьму их с собой, все восемь, и ты их спокойно прочитаешь. Всё равно цензура не пропускает больше шести листов в одном конверте единовременно.
Несколько секунд голем молчит, тихо похрюкивая помехами.
- Ну, цензору тяжело столько просматривать, - растерянно говорит Комуи в эти помехи.
- Братик, - наконец слышится с той стороны света. – Братик, почему ты иногда такой дурак?
- Ты подумай, – говорит он, – если тебе чего-нибудь хочется из Китая, я …
- А какая у нового экзорциста Чистая Сила? – теперь Линали почти всегда разговаривает о Чистой Силе, экзорцистах и Ордене.
Только о Чистой силе, экзорцистах и Ордене.
Это хорошо; когда он только пришёл в Европейское отделение, она не разговаривала вообще.
- Эквип-тайп. Как у тебя.
- Здорово! А материальный носитель? – девочка выговаривает термин ясно-ясно и очень старательно.
- Швабра, - тут же откликается Комуи. - Белая швабра. Такая большая, когда активируют – светится синим. Её ручкой надо ткнуть акума прямо в…
- Ты опять надо мной смеёшься, - грустно констатирует Линали через паузу, и Комуи больно прикусывает кончик языка.
- Шеф!
Голем внезапно взрывается скрежетом и лязгом – его акустические устройства не предназначены для передачи из Европы в Китай голосовых модуляций разгневанного зав-по-науке Европейского отделения.
- Опять Вы занимаете служебную линию! Когда прекратится это безобразие?
- Ривер, - Комуи серьёзно, грустно смотрит голему в самый динамик. – Я Вас обожаю, я уже говорил? Следующего своего механического воина я собираюсь посвятить Вам.
- У нас действительно будет новый экзорцист?
- Двое, - Комуи сокрушённо качает головой - Ужас, Ривер. Навязали на голову. У нас есть две свободные комнаты, в которых работает отопление, Вы не помните?
- Тогда я скажу Джерри, чтоб всё приготовил и поставил их на довольствие. Отчёты за день поступят в обычное время.
- Погодите, Ривер, не…
Но Ривер даёт отбой.
…на одной из первых страниц вклеен дагерротип: одетая в форменном платье, какие в Ордене давным-давно отменили, женщина с круглым, словно созданным для улыбки лицом. Впрочем, на картинке она улыбается настороженно и чуть глуповато, как все, кому нечасто приходится позировать. Более-менее живо вышли только глаза, - большие, тёмные, странно, почти не по-женски, внимательные.
Несколько секунд Комуи рассматривает страницу, потом рвёт её крест-накрест и аккуратно подсовывает в тлеющий хворост.
@темы: греюшка